Сенди матрос. Он отправляется с двумя незнакомцами в плавание. Ему удается спасти одного богача. После этого Сенди становится капитаном корабля. Он женится на дочери жены богача.
Главная мысль рассказа
Добрые дела всегда возвращаются к совершившему их человеку. Все получают то, чего достойны.
Сенди работает матросом. Он старается казаться умным и мудрым матросом. Однажды два незнакомых ему человека просят одолжить им судно. Сенди, как опытный матрос, захотел отправиться с ними. По дороге все троя очень сблизились. Два незнакомца стали доверять молодому матросу. Незнакомца надо зайти к некоему Гануверу. Они предлагают Сенди пойти вместе с ними. Тот не отказывается.
У Ганувера Сенди видит такую роскошь, с которой никогда в жизни не сталкивался. Ему предоставляют одну из шикарных комнат. Любопытный Сенди не может усидеть в комнате. Он находит тайную дверь и выходит в коридор. Там двое разговаривают. Матрос нечаянно подслушивает их. Оказывается, что девица по имени Дигэ имеет коварные планы на счет Ганувера. Она хочет выйти за него, а затем, убить своего мужа. Таким образом она станет очень богатой вдовой. Сенди рассказывает о неприятной новости своим спутникам. Те отвечают, что должны разыскать Молли, которая истинная возлюбленная Ганувера.
Бедняги до полуночи еле отыскивают Молли. Ганувер спасен. Он прощает своих врагов. У Ганувера скоро случается сердечный приступ. Он умирает. Его жена Молли и один из незнакомых спутников Сенди – Дорок, женятся. У них появляется дочь. Ее, как и мать, зовут Молли. Она становится женой Сенди. После спасения жизни Ганувера Сенди стал капитаном судна.
Картинка или рисунок Золотая цепь
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Толстой Бедные люди
Рассказ писателя начинается с мрачной картины жизни бедных рыбаков. В темной хижине мы видим, как перед огнем сидит жена одного из рыбаков и подшивает старенький парус.
- Краткое содержание Короленко Парадокс
Александр Грин
Золотая цепь
«Дул ветер…» – написав это, я опрокинул неосторожным движением чернильницу, и цвет блестящей лужицы напомнил мне мрак той ночи, когда я лежал в кубрике «Эспаньолы». Это суденышко едва поднимало шесть тонн, на нем прибыла партия сушеной рыбы из Мазабу. Некоторым нравится запах сушеной рыбы.
Все судно пропахло ужасом, и, лежа один в кубрике с окном, заткнутым тряпкой, при свете скраденной у шкипера Гро свечи, я занимался рассматриванием переплета книги, страницы которой были выдраны неким практичным чтецом, а переплет я нашел.
На внутренней стороне переплета было написано рыжими чернилами:
Ниже стояло:
«Дик Фармерон. Люблю тебя, Грета. Твой Д.».
На правой стороне человек, носивший имя Лазарь Норман, расписался двадцать четыре раза с хвостиками и всеобъемлющими росчерками. Еще кто-то решительно зачеркнул рукописание Нормана и в самом низу оставил загадочные слова: «Что знаем мы о себе?»
Я с грустью перечитывал эти слова. Мне было шестнадцать лет, но я уже знал, как больно жалит пчела – Грусть. Надпись в особенности терзала тем, что недавно парни с «Мелузины», напоив меня особым коктейлем, испортили мне кожу на правой руке, выколов татуировку в виде трех слов: «Я все знаю». Они высмеяли меня за то, что я читал книги, – прочел много книг и мог ответить на такие вопросы, какие им никогда не приходили в голову.
Я засучил рукав. Вокруг свежей татуировки розовела вспухшая кожа. Я думал, так ли уж глупы эти слова «Я все знаю»; затем развеселился и стал хохотать – понял, что глупы. Опустив рукав, я выдернул тряпку и посмотрел в отверстие.
Казалось, у самого лица вздрагивают огни гавани. Резкий как щелчки дождь бил в лицо. В мраке суетилась вода, ветер скрипел и выл, раскачивая судно. Рядом стояла «Мелузина»; там мучители мои, ярко осветив каюту, грелись водкой. Я слышал, что они говорят, и стал прислушиваться внимательнее, так как разговор шел о каком-то доме, где полы из чистого серебра, о сказочной роскоши, подземных ходах и многом подобном. Я различал голоса Патрика и Моольса, двух рыжих свирепых чучел.
Моольс сказал:
– Он нашел клад.
– Нет, – возразил Патрик. – Он жил в комнате, где был потайной ящик; в ящике оказалось письмо, и он из письма узнал, где алмазная шахта.
– А я слышал, – заговорил ленивый, укравший у меня складной нож Каррель Гусиная Шея, – что он каждый день выигрывал в карты по миллиону!
– А я думаю, что продал он душу дьяволу, – заявил Болинас, повар, – иначе так сразу не построишь дворцов.
– Не спросить ли у «Головы с дыркой»? – осведомился Патрик (это было прозвище, которое они дали мне), – у Санди Пруэля, который все знает?
Гнусный – о, какой гнусный! – смех был ответом Патрику. Я перестал слушать. Я снова лег, прикрывшись рваной курткой, и стал курить табак, собранный из окурков в гавани. Он производил крепкое действие – в горле как будто поворачивалась пила. Я согревал свой озябший нос, пуская дым через ноздри.
Мне следовало быть на палубе: второй матрос «Эспаньолы» ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире, – но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, – как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень.
Не зная, о ком они говорили, я представил человека в синих очках, с бледным, ехидным ртом и большими ушами, сходящего с крутой вершины по сундукам, окованным золотыми скрепами.
«Почему ему так повезло, – думал я, – почему?…» Здесь, держа руку в кармане, я нащупал бумажку и, рассмотрев ее, увидел, что эта бумажка представляет точный счет моего отношения к шкиперу, – с 17 октября, когда я поступил на «Эспаньолу» – по 17 ноября, то есть по вчерашний день. Я сам записал на ней все вычеты из моего жалованья. Здесь были упомянуты: разбитая чашка с голубой надписью «Дорогому мужу от верной жены»; утопленное дубовое ведро, которое я же сам по требованию шкипера украл на палубе «Западного зерна»; украденный кем-то у меня желтый резиновый плащ, раздавленный моей ногой мундштук шкипера и разбитое – все мной – стекло каюты. Шкипер точно сообщал каждый раз, что стоит очередное похождение, и с ним бесполезно было торговаться, потому что он был скор на руку.
Я подсчитал сумму и увидел, что она с избытком покрывает жалованье. Мне не приходилось ничего получить. Я едва не заплакал от злости, но удержался, так как с некоторого времени упорно решал вопрос – «кто я – мальчик или мужчина?» Я содрогался от мысли быть мальчиком, но, с другой стороны, чувствовал что-то бесповоротное в слове «мужчина» – мне представлялись сапоги и усы щеткой. Если я мальчик, как назвала меня однажды бойкая девушка с корзиной дынь, – она сказала: «Ну-ка, посторонись, мальчик», – то почему я думаю о всем большом: книгах, например, и о должности капитана, семье, ребятишках, о том, как надо басом говорить: «Эй вы, мясо акулы!» Если же я мужчина, – что более всех других заставил меня думать оборвыш лет семи, сказавший, становясь на носки: «Дай-ка прикурить, дядя!» – то почему у меня нет усов и женщины всегда становятся ко мне спиной, словно я не человек, а столб?
Мне было тяжело, холодно, неуютно. Выл ветер. – «Вой!» – говорил я, и он выл, как будто находил силу в моей тоске. Крошил дождь. – «Лей!» – говорил я, радуясь, что все плохо, все сыро и мрачно, – не только мой счет с шкипером. Было холодно, и я верил, что простужусь и умру, мое неприкаянное тело…
Я вскочил, услышав шаги и голоса сверху; но то не были голоса наших. Палуба «Эспаньолы» приходилась пониже набережной, так что на нее можно было опуститься без сходни. Голос сказал: «Никого нет на этом свином корыте». Такое начало мне понравилось, и я с нетерпением ждал ответа. «Все равно», – ответил второй голос, столь небрежный и нежный, что я подумал, не женщина ли отвечает мужчине. – «Ну, кто там?! – громче сказал первый, – в кубрике свет; эй, молодцы!»
Тогда я вылез и увидел – скорее, различил во тьме – двух людей, закутанных в непромокаемые плащи. Они стояли, оглядываясь, потом заметили меня, и тот, что был повыше, сказал:
– Мальчик, где шкипер?
Мне показалось странным, что в такой тьме можно установить возраст. В этот момент мне хотелось быть шкипером. Я бы сказал – густо, окладисто, с хрипотой, – что-нибудь отчаянное, например: «Разорви тебя ад!» – или: «Пусть перелопаются в моем мозгу все тросы, если я что-нибудь понимаю!»
Я объяснил, что я один на судне, и объяснил также, куда ушли остальные.
– В таком случае, – заявил спутник высокого человека, – не спуститься ли в кубрик? Эй, юнга, посади нас к себе, и мы поговорим, здесь очень сыро.
Я подумал… Нет, я ничего не подумал. Но это было странное появление, и, рассматривая неизвестных, я на один миг отлетел в любимую страну битв, героев, кладов, где проходят, как тени, гигантские паруса и слышен крик – песня – шепот: «Тайна – очарование! Тайна – очарование!» «Неужели началось?» – спрашивал я себя; мои колени дрожали.
Бывают минуты, когда, размышляя, не замечаешь движений, поэтому я очнулся лишь увидев себя сидящим в кубрике против посетителей – они сели на вторую койку, где спал Эгва, другой матрос, – и сидели согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок-палубу.
«Вот это люди!» – подумал я, почтительно рассматривая фигуры своих гостей. Оба они мне понравились – каждый в своем роде. Старший, широколицый, с бледным лицом, строгими серыми глазами и едва заметной улыбкой, должен был, по моему мнению, годиться для роли отважного капитана, у которого есть кое-что на обед матросам, кроме сушеной рыбы. Младший, чей голос казался мне женским, – увы! – имел небольшие усы, темные пренебрежительные глаза и светлые волосы. Он был на вид слабее первого, но хорошо подбоченивался и великолепно смеялся. Оба сидели в дождевых плащах; у высоких сапогов с лаковыми отворотами блестел тонкий рант, следовательно, эти люди имели деньги.
Золотая цепь
В двух словах: Однажды юнга Санди взялся переправить двух незнакомцев на Змеиный остров во дворец богача Ганувера. Хозяин дома, восхищённый мужеством молодого моряка, не побоявшегося штормовой погоды, пригласил юношу быть его гостем. Гуляя по сказочному дворцу, Санди случайно узнаёт историю Ганувера…
Санди Пруэль служит матросом на судне «Эспаньола» под руководством штурмана дядюшки Гро. Однажды ночью к нему подходят двое людей в непромокаемых плащах и предлагают заработать - дать им судно на ночь, поскольку им предстоит срочная поездка. Санди, изо всех сил старающийся казаться взрослым и умудренным опытом морским волком, отправляется с ними. По дороге незнакомцы проникаются к нему доверием, приглашают пойти с ними в дом некоего Ганувера. Дом потрясает любого гостя своими невероятными размерами. Достаточно сказать, что, по словам провожатых Санди - Эстампа и Дюрока, на одну сторону выходят целых сто сорок окон. Санди проводят на кухню, чтобы накормить и переодеть. У него на руке татуировка «Я все знаю». Над ним добродушно смеются, но вспыльчивый юноша швыряет в слуг горсть золота, которую ему заплатили за ночной рейс.
В этот момент появляется молодой человек лет двадцати двух - библиотекарь Поп. Он велит Санди собрать деньги и следовать за ним. Он проводит Санди к Гануверу, двадцативосьмилетнему хозяину фантастического дома. Эстамп и Дюрок уже успели замолвить за Санди словечко, и Ганувер обещает, что в будущем Санди станет капитаном, а он ему поможет в этом. Рядом с Ганувером Санди замечает Дигэ - необыкновенно красивую и хрупкую женщину. Санди отводят великолепную комнату рядом с библиотекой. Еду туда подают на лифте. В одной из стен обнаруживается потайной ход, и Санди попадает в какой-то коридор. Он становится случайным свидетелем разговора Дигэ и ее спутника Галуэя. Из разговора следует, что собеседники находятся в любовной связи, но Гапуэй представился Гануверу братом Дигэ. Она же всеми силами старается женить Ганувера на себе, а затем, оставшись вдовой, унаследовать его гигантское состояние. Чтобы сократить дни Ганувера, Дигэ старательно подпаивает хозяина дома, хотя врач категорически запретил ему пить. Санди вновь выходит через потайную дверь и, блуждая по бесчисленным коридорам дома, наталкивается на Ганувера с Дигэ. Они не видят его. Ганувер рассказывает Дигэ, как он разбогател - нашел в море невероятного размера золотую цепь, заложил ее, доверился честному управляющему, который приумножил его капитал, так что Ганувер смог построить свой замок, а затем выкупить цепь, которую и показывал теперь Дигэ. Ганувер проговаривается, что носил цепь из моря по частям вдвоем с человеком, который потом умер. Санди сообщает о своих наблюдениях Попу и Дюроку. Они рассказывают, что в их задачу входит вернуть в дом Ганувера его настоящую невесту Молли, которая в силу странных обстоятельств, продолжая искренне любить Ганувера, недавно отказалась стать его женой. Чтобы вернуть Молли, Дюрок, Эстамп и Санди отправляются в дом ее брата Варрена. Тот скрывает ее местонахождение и призывает оставить затею найти Молли, поскольку хочет выдать ее замуж за подлеца и хулигана Лемарена, грозу Пустыря (прибежища всех негодяев города). Однако Дюрок с Эстампом, как следует избив Варрена, не оставляют надежды найти девушку. Дело в том, что на следующий день в доме Ганувера состоится грандиозный праздник, на который он пригласил всех своих друзей со всего мира. На нем он представит им свою будущую жену, так что Молли просто необходимо там быть до полуночи. Чары и настойчивость Дигэ становятся опасны. По дороге Санди, Эстампа и Дюрока догоняет девушка, которая по секрету сообщает им, где живет Молли со своей сестрой Арколь. Друзья находят девушку и узнают, что ее отказ от замужества связан с непониманием поведения Ганувера, в частности с тем, что у него в доме теперь гостит красавица Дигэ, а саму Молли Ганувер так и не удосужился перевезти к себе по возвращении в дом после трехлетнего путешествия.
Арколь говорит, что они отделились от братьев и не хотят иметь с ними ничего общего, а предпочитают честно зарабатывать себе на хлеб. Братья же хотели «отдать девушку Лемарену, чтоб он запугал ее, подчинил себе, а потом - Гануверу, и тянуть деньги, много денег, как от рабыни... Лемарен прямо объявил, что убьет Ганувера в случае брака». Дюрок и Эстамп убеждают Молли в искренности намерений Ганувера, рассказывают, что он стал много пить с горя после ее ухода, и девушка соглашается отправиться на праздник. Чтобы ее не выследили, Санди переодевается в платье Молли и увлекает погоню за собой, избивает настигшего его Лемарена.
По возвращении Ганувер приглашает Санди, а также Дю- рока и Эстампа к себе. Он обещает послать Санди в Адмиралтейскую школу. Дюрок переводит разговор на Дигэ. Ганувер говорит, что Молли - единственная девушка, которую он любил, но теперь ее нет, а Дигэ - лучшая из всех остальных женщин. Ганувер приглашает гостей познакомиться с его говорящим манекеном Ксаверием. Он выкупил его у изобретателя, который все здоровье вложил в создание этого истукана, и влачил свои дни в нищете. Даже деньги, полученные от Ганувера, не спасли его, и он умер. Ксаверий в ответ на обращенные к нему вопросы собравшихся заявляет, что он ничего не чувствует, так что можно считать, что каждый разговаривает сам с собой. Ксаверий предсказывает скорую смерть Ганувера. Санди так переполнен впечатлениями, что отстает от остальных гостей, засыпает на диване и пропускает начало праздника.
Когда Санди просыпается, он слышит музыку, ему с трудом удается найти роскошный зал, в котором две сотни гостей пируют, беседуют, танцуют. Его знакомят с испанцем доном Эстебаном, владельцем кораблестроительной компании, который обещает Санди дать под командование пароход через десять лет. Санди очень волнуется за Молли, постоянно спрашивает о ней Дюрока. Появляется капитан Орсуна, рассказывает, что видел в лесу у ручья фею. По описанию она напоминает Молли. Ганувер настораживается. Незадолго до полуночи Ганувер произносит приветственную речь, в которой благодарит своих друзей за все, что они сделали для него. Здесь и управляющий финансами Ганувера Леон Дегуст, и Георг Барк, спасший Ганувера из морской пучины, и Амелия Конелиус, четыре месяца дававшая Гануверу в кредит комнату и еду - и т. д. Ганувер просит Дигэ преподнести гостям его сюрприз. Женщина подходит к одному из огромных канделябров, нажимает на какой-то рычаг - но ничего не происходит. Раздается смех. Ганувер обещает примерно наказать Попа, которому поручено следить за механизмом, и сам поворачивает рычаг. Перед изумленными гостями оказывается целая площадь бьющих фонтанов.
В дальнем конце зала появляется Молли в белом платье. Ганувер потрясен. Он представляет гостям свою невесту. Галуэй требует, чтобы Ганувер в таком случае объяснил собравшимся суть его отношений с Дигэ. Дюрок изобличает Галуэя, Дигэ и их сообщника Томсона как шайку шантажистов. Ганувер, не желая портить такой прекрасный вечер, отказывается арестовывать вымогателей и подписывает им чек на полмиллиона.
Меня неожиданно осенило: романы Грина больше всего напоминают сны. Знаете, такие снятся, особенно в юности, длинные интересные, почти сюжетные сны, в которых происходит нечто обыденное, и в то же время точно знаешь, что за этим скрывается некая тайна, нечто волшебное и необычное. Потом просыпаешься и жалеешь, что это сделал - так там было здорово.
Романы Грина именно таковы: на первый взгляд, его мир вполне реалистичен, герои работают, устраивают личную жизнь, страдают от безденежья и слишком юного возраста и тд. И в то же время все окрашено в какие-то фантастические тона, и, кажется, вот сейчас, за поворотом, откроется тот самый блистающий мир.
«Золотая цепь» вполне подпадает под это определение. Я знаю, откуда вырос роман, из сна о чудесном доме, в котором наполненные диковинами роскошные комнаты соединяются длиннейшими потайными коридорами. Доме, в тайной комнате которого скрывается небывалое сокровище, которое дано увидеть не каждому. Именно в такой дом попадает наш юный герой.
От сна романы отличаются лишь тем, что волшебное сновидческое место внезапно наполняется реальными людьми, которые жестого разрушают магическую реальность. Хозяин волшебного дома тяжно болен, на душе у него незаживающая рана. Сам того не понимая поначалу, наш юный герой принимает участие в плане по его спасению - от собственных тараканов и банды заезжих мошенников. Но тут-то волшебство и наталкивается на реальность; волшебный, блистающий мир мелькает в мгновение высочайшего напряжения - и исчезает. Остается память на всю жизнь, которой достаточно, чтобы написать эту историю. Короткую, но пронизанную морем, солнцем и фирменной гриновской сновидческой магией))
Оценка: 9
Очень атмосферный роман практически без сюжета. Всё сюжетное происходит где-то за кадром, а герой наблюдает лишь следствия бурных взаимоотношений основных персонажей романа. Мне кажется, что поставить в центр авантюрного повествования симпатичного вуайера, который не только не принимает участия в действии, но и не видит, что, собственно, происходит, лишь догадывается о происходящем по отдельным намёкам и следам, это интересная экспериментальная идея.
Можно сказать, что эксперимент Александру Грину удался, но он сам почувствовал, что прошёл по тонкой линии на грани провала. Второй раз Грин попытался исполнить трюк «приключенческий роман без приключений» в последнем своём романе, пессимистической «Дороге никуда», примерно с тем же успехом. И второй раз тоже было удачно, но... на грани.
Оба раза книги спасала общая аура меланхолии, мягкой иронической отстранённости повествователя от описываемых событий, чья авантюрность лишь подразумевается.
Оценка: 8
Моя самая любимая из гриновских. Еще ценю «Дорогу никуда» - и тут, и в ЗЦ замечательно передана атмосфера романтики. Никто так, как Грин, не способен передать ощущение чуда, того Несбывшегося, что витает совсем рядом, вокруг тебя, неуловимое, как сновидение.
Блестяще.
Оценка: 10
Прекрасная книга. Как всегда у Грина, здесь сталкиваются прагматизм жизни с ее романтической альтернативой. И как всегда победа, пусть даже моральная остается за романтикой. Причем романтика у Грина вовсе не означает оторванности от жизни - вовсе нет. Его герои живут в реальном мире, страдают и терпят неудачи. Но в них горит огонь, приподнимающий их над приземленностью бытия большинства из нас.
Оценка: 10
И да простят меня фанаты, но роман мне показался несколько смятым или скомканным... обрывки фраз.., оборванные линии..(как с похищенной лодкой), не понятные, рваные диалоги... Даже складывается впечатление, что это огрехи переводчика, только вот перевода то нет:). Повествование из-за этого напоминает сон, тогда все становится на свои места, явь переплетается с вымыслом в самых причудливых формах, чем-то сродни Алисе в стране чудес (я ее кстати тоже не самым высоким балом оценил:)).
Это что касается реализации, но и сама идея тоже несколько надумана и притянута, да во сне с героем случаются всякие разные вещи, но в реальности... Сегодня ты оборванец на какой-то шлюпке, завтра тебя берут в доверенный круг своего светского общества, доверяют сердечные тайны и обещают сделать капитаном... Не бывает такого:). Да и сердечные дела виновника торжества тоже мне показались не убедительными, или лучше не раскрытыми: возможно я бы понял почему все складывается именно так, но кроме нескольких намеков и недомолвок - меня в них не посвятили. Концовка с одной стороны несколько подтягивает все произведение, выглядит несколько грустно и романтично, а с другой стороны - все тот же назойливый вопрос: Ну почему все именно так, а не иначе? Что этому послужило причиной? Так до конца и не ясно.
Не знаю, возможно это романтика подростка, когда хочется тайн и загадок (тут действительно вся атмосфера этим пропитана), а я уже (к сожалению:)) не в том возрасте, но мне больше по нутру романтика скажем Алых парусов. Кстати фильм по этому произведению я смотрел ближе к подростковому возрасту, но и он меня тоже, что называется, не зацепил.
Оценка: 6
На корабле Санди появляются два загадочных человека, которые приглашают его с собой. С этого момента таинственное начинает проростать через ткань повествования. Санди попадает в гигантский дом, где в каждой комнате ждет неожиданность или необыкновенная встреча. Где в реальности можно найти такие здания? Санди находит легендарную золотую цепь и встречает биоробота Ксаверия. Кстати, можно заглянуть в книгу В.Бугрова «1000 ликов мечты».
И где в этом романе реальность? Можно назвать его притчей, но никак реалистическим произведением.:dont:
Оценка: 8
Наверное, после «Алых парусов» от Грина инстинктивно ожидаешь чего-то волшебного, невесомого, но в тоже время важного и неизбывного. Став заложником этой феерии, получаешь дикий контраст в других его творениях, как это произошло с «Золотой цепью». В течение всего повествования ожидаешь какого-то взрыва, неожиданного поворота сюжета, парадоксальной развязки. Но этот роман несколько разочаровывает. Нет-нет, он не плох. Однако не производит впечатления целостного произведения. Ощущается некоторая искусственность линии сюжета. Да и сам сюжет отнюдь не крут, хоть и завлекает сладостными магнитами: море, любовь, золото, интриги...
Положительной стороной романа является неистребимая и вечная «гриновская» тема: противопоставление жёсткой реальности и мира романтических грёз, корыстолюбия и альтруизма.
Оценка: 7
Потрясающий по своей неинтересности роман. Давно не читал такого стерильного чтива, которое не зацепило бы абсолютно ничем. Уже после сцен на корабле начался процесс разложения романа на нечто непонятное, сверкающее и шумное, которое так до самого конца и дошло, не считая чуть оживившей действие сцены с освобождением Молли. Ничего цельного не получилось и, видимо, не планировалось, т.е. как мальчик-моряк должен был соотнестись с мексиканскими интригами, механическим человеком и целой прорвой бесполезных персонажей, и к чему была такая странная развязка, осталось неясным. Вообще же, очень трудно читать гриновские романы, и если Алые Паруса еще хороши, то вот Блистающий Мир уже на порядок слабее и на два порядка безумнее, а Золотая Цепь и вовсе первому не чета по всем параметрам. Короче говоря, мне роман совсем не понравился, и я буду первым отзывистом (отзывантом? отзывщиком?), который среди прочих восторженных читателей начнет тут качать головой и хмурить брови.
"Дул ветер...", -- написав это, я опрокинул неосторожным движением чернильницу, и цвет блестящей лужицы напомнил мне мрак той ночи, когда я лежал в кубрике "Эспаньолы". Это суденышко едва поднимало шесть тонн, на нем прибыла партия сушеной рыбы из Мазабу. Некоторым нравится запах сушеной рыбы.
Все судно пропахло ужасом, и, лежа один в кубрике с окном, заткнутым тряпкой, при свете скраденной у шкипера Гро свечи, я занимался рассматриванием переплета книги, страницы которой были выдраны неким практичным чтецом, а переплет я нашел.
На внутренней стороне переплета было написано рыжими чернилами: "Сомнительно, чтобы умный человек стал читать такую книгу, где одни выдумки".
Ниже стояло: "Дик Фармерон. Люблю тебя, Грета. Твой Д.". На правой стороне человек, носивший имя Лазарь Норман, расписался двадцать четыре раза с хвостиками и всеобъемлющими росчерками. Еще кто-то решительно зачеркнул рукописание Нормана и в самом низу оставил загадочные слова: "Что знаем мы о себе?"
Я с грустью перечитывал эти слова. Мне было шестнадцать лет, но я уже знал, как больно жалит пчела -- Грусть. Надпись в особенности терзала тем, что недавно парни с "Мелузины", напоив меня особым коктейлем, испортили мне кожу на правой руке, выколов татуировку в виде трех слов: "Я все знаю". Они высмеяли меня за то, что я читал книги, -- прочел много книг и мог ответить на такие вопросы, какие им никогда не приходили в голову.
Я засучил рукав. Вокруг свежей татуировки розовела вспухшая кожа. Я думал, так ли уж глупы эти слова "Я все знаю"; затем развеселился и стал хохотать -- понял, что глупы. Опустив рукав, я выдернул тряпку и посмотрел в отверстие.
Казалось, у самого лица вздрагивают огни гавани. Резкий, как щелчки, дождь бил в лицо. В мраке суетилась вода, ветер скрипел и выл, раскачивая судно. Рядом стояла "Мелузина"; там мучители мои, ярко осветив каюту, грелись водкой. Я слышал, что они говорят, и стал прислушиваться внимательнее, так как разговор шел о каком-то доме, где полы из чистого серебра, о сказочной роскоши, подземных ходах и многом подобном. Я различал голоса Патрика и Моольса, двух рыжих свирепых чучел.
Моольс сказал: -- Он нашел клад.
Нет, -- возразил Патрик. -- Он жил в комнате, где был потайной ящик; в ящике оказалось письмо, и он из письма узнал, где алмазная шахта.
А я слышал, -- заговорил ленивый, укравший у меня складной нож Каррель-Гусиная шея, -- что он каждый день выигрывал в карты по миллиону!
А я думаю, что продал он душу дьяволу, -- заявил Болинас, повар, -- иначе так сразу не построишь дворцов.
Не спросить ли у "Головы с дыркой"? -- осведомился Патрик (это было прозвище, которое они дали мне), -- у Санди Пруэля, который все знает? Гнусный -- о, какой гнусный! -- смех был ответом Патрику. Я перестал слушать. Я снова лег, прикрывшись рваной курткой, и стал курить табак, собранный из окурков в гавани. Он производил крепкое действие -- в горле как будто поворачивалась пила. Я согревал свой озябший нос, пуская дым через ноздри.
Мне следовало быть на палубе: второй матрос "Эспаньолы" ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире, -- но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, -- как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень. Не зная, о ком они говорили, я представил человека в синих очках, с бледным, ехидным ртом и большими ушами, сходящего с крутой вершины по сундукам, окованным золотыми скрепами.
"Почему ему так повезло, -- думал я, -- почему?.."
Здесь, держа руку в кармане, я нащупал бумажку и, рассмотрев ее, увидел, что эта бумажка представляет точный счет моего отношения к шкиперу, -- с 17 октября, когда я поступил на "Эпаньолу" -- по 17 ноября, то есть по вчерашний день. Я сам записал на ней все вычеты из моего жалованья. Здесь были упомянуты разбитая чашка с голубой надписью "Дорогому мужу от верной жены"; утопленное дубовое ведро, которое я же сам по требованию шкипера украл на палубе "Западного Зерна"; украденный кем-то у меня желтый резиновый плащ, раздавленный моей ногой мундштук шкипера и разбитое -- все мной -- стекло каюты. Шкипер точно сообщал каждый раз, что стоит очередное похождение, и с ним бесполезно было торговаться, потому что он был скор на руку.
Я подсчитал сумму и увидел, что она с избытком покрывает жалованье. Мне не приходилось ничего получить. Я едва не заплакал от злости, но удержался, так как с некоторого времени упорно решал вопрос -- "кто я -- мальчик или мужчина?" Я содрогался от мысли быть мальчиком, но, с другой стороны, чувствовал что-то бесповоротное в слове "мужчинам -- мне представлялись сапоги и усы щеткой. Если я мальчик, как назвала меня однажды бойкая девушка с корзиной дынь, -- она сказала: "Ну-ка, посторонись, мальчик", -- то почему я думаю о всем большом: книгах, например, и о должности капитана, семье, ребятишках, о том, как надо басом говорить: "Эй вы, мясо акулы!" Если же я мужчина, -- что более всех других заставил меня думать оборвыш лет семи, сказавший, становясь на носки: "Дай-ка прикурить, дядя!" -- то почему у меня нет усов и женщины всегда становятся ко мне спиной, словно я не человек, а столб?
Мне было тяжело, холодно, неуютно. Выл ветер -- "Вой!" -- говорил я, и он выл, как будто находил силу в моей тоске. Крошил дождь. -- "Лей!" -- говорил я, радуясь, что все плохо, все сыро и мрачно, -- не только мой счет с шкипером. Было холодно, и я верил, что простужусь и умру, мое неприкаянное тело...
